Мышление и сознание
Когда мы обладаем каким-то знанием, то мы знаем о том, что мы обладаем этим знанием. Откуда же мы знаем о том, что мы что-то знаем? Более того: приобретение знания о своём знании есть также процесс познания, но не объективной, а субъективной реальности (рефлексия). И далее: приобретение знания о процессе познания своей субъективной реальности, то есть познание объективной идеальности или, другими словами, «познание и правомерное утверждение истины предполагает сознание её очевидности» (Эдмунд Гуссерль. Философия как строгая наука. Новочеркасск, Агентство САГУНА, 1994, стр. 302).
Известен заочный спор Гегеля с Кантом по поводу понимания и правильного истолкования упомянутого выше знаменитого афоризма Декарта:
«Мыслю, следовательно, существую».
Сам Декарт считал это положение основополагающим в своей рационально построенной философской системе.
Кант же (в «Критике чистого разума») увидел в таком толковании формулы Декарта прямо-таки школярскую логическую ошибку. А именно, Декарт не заметил, что в его формуле скрыта энтимема, то есть свёрнутый силлогизм:
|
Всё мыслящее существует. Я мыслю. Я существую. |
Отсюда явственно видно, что подлинным основанием является большая посылка, в то время как субъект «Я-мыслящее» как вид принадлежит роду «Всё-мыслящее». Поэтому данная дедуктивная логическая система не может исходить из основания Я, то есть в сущности не является рациональной.
В ответ на это Гегель (в малой «Науке логики») заметил, что в формуле Декарта на самом деле отсутствует средний термин, поэтому данная формула вообще не может считаться умозаключением. Наличие же слова «следовательно» само по себе (без среднего термина) ни о чём не говорит. Таким образом, начало Декарта, – говорит Гегель, – не умозаключение, а непосредственное видение.
По-видимому, правы оба – каждый в своей части. Афоризм Декарта действительно представляет собой энтимему, которая разворачивается в силлогизм, имеющий средний термин «мыслящее». Однако меньшая посылка «Я мыслю» представляет собой словесное выражение феномена непосредственного внутреннего видения.
Этот сугубо человеческий феномен (хотя его зачатки имеются и у высших животных) превращает всю мою субъективную реальность в нечто родственное объективной реальности, находящейся вне и независимо от моего Я, поскольку и субъективная (непосредственно), и объективная (опосредованно через субъективную) реальности теперь почти одинаково противостоят моему Я в качестве его не-Я то есть в качестве объекта вне моего Я-как-такогого (Я-для-себя). Таким образом, моё Я полностью теряет свою телесность (и даже последнюю видимость какой-либо предметности), являя нам эффект чистого самоощущения как такового – ощущения высшего уровня. Об этом изящно высказался молодой Витгенштейн:
«Философское «Я» – это не человек, не человеческое тело или человеческая душа, с которой имеет дело психология, но метафизический субъект, граница – а не часть – мира». (Людвиг Витгенштейн. Философские работы. Часть 1. Москва, «Гнозис», 1994, стр.57).
Именно моё Я ощущает мои ощущения, мои восприятия и представления, моё мышление, мои переживания, мои чувства, мои эмоции. Именно поэтому я знаю, что я ощущаю, о чём мыслю, что чувствую и переживаю, в каком пребываю настроении. И именно эта способность человека непосредственно ощущать свою субъективную реальность как нечто объективно противостоящее его Я, даёт ему власть над собственной психикой. Человек может произвольно направлять ход своих мыслей и даже переживаний, скрывать (либо, наоборот, имитировать) свои чувства, сдерживать (либо, наоборот, инсценировать) эмоции, подавлять условные рефлексы и даже инстинкты, противостоять раздражимости и т.д. (кстати, некоторые высшие животные также умеют искусно притворяться).
«Сверхпсихический характер сознания и позволяет последнему управлять психическими силами и функциями». (С.Е. Ячин. Феноменология сознательной жизни. Владивосток, Дальнаука, 1992, стр. 21). Стало быть, «сущность или закон, по которому функционирует сознательное, в принципе отличается от закона психического». (Там же, стр. 21).
Как известно, психика (в переводе с греческого – душа) есть и у высших животных. Поэтому им, как и человеку, присущи ощущения, восприятия, представления, память, мышление, непроизвольное внимание, эмоции (возможно, и собственно чувства), а также целеустремлённость ради удовлетворения потребностей и другие реакции на основе раздражимости, инстинктов и рефлексов.
Человек, обладая сознанием, оказывается способным не только к целеустремлённости, но также и к целеполаганию (дух правит душой). Для этого, кроме потребностей и инстинктов с рефлексами, у него теперь есть мотив, воля, произвольное внимание (включая внутреннее – сосредоточение на собственных мыслях) и, как следствие, произвольное действие.
Маркс подчёркивал, что «самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил её в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении работника, т.е. идеально. Работник отличается от пчелы не только тем, что изменяет форму того, что дано природой: в том, что дано природой, он осуществляет в то же время и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою волю». (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Том XVII. Партиздат ЦК ВКП (б), 1937, стр. 198).
Умственный труд человека аналогичен физическому (духовное производство аналогично материальному). Так, оригинально описал процесс опредмечивания Витгенштейн в своих «Философских исследованиях»:
«Что происходит, когда мы стараемся, например, при написании письма найти правильное выражение для наших мыслей? – Данный способ выражения уподобляет такой процесс переводу или описанию: мысли уже наличествуют (возможно, уже заранее даны) и мы просто ищем их выражение». (Людвиг Витгенштейн. Философские работы. Часть 1. Москва, «Гнозис», 1994, стр. 191).
В обоих случаях первичным оказывается идеальное, которое затем воплощается в материальном как вторичном – либо в виде материального продукта, либо в виде опредмеченной информации. Так что результат любой человеческой деятельности – это не что иное, как материализация духа.
И животным, и человеку свойственно опережающее отражение, формирующееся на основании прошлого опыта. В этом участвует не один лишь головной мозг, а все системы организма: происходит так называемый афферентный синтез информации, в результате чего определяется цель будущих конкретных действия, способ её достижения (то есть сама последовательность этих действий) и прогнозируется возможный результат – реализация определённой (у человека, кроме того, – поставленной) цели. Вся эта многосложная модель «настраивания» организма на достижение цели есть так называемый акцептор действия (об участии двигательных компонентов уже на этапе восприятия – см. выше).
У человека же любое действие под контролем сознания происходит в принципе точно так же. Обратимся в качестве примера к речи – опредмечиванию мысли в звуковую информацию.
«Анализ её структуры (с позиций нейрофизиологии) показывает весьма любопытные вещи. Решение сказать какую-либо фразу или высказать суждение складывается абсолютно так же, как и всякое другое решение, то есть после стадии афферентного синтеза. При этом решение что-то высказать формирует акцептор действия со всеми признаками будущей фразы.
Следовательно, здесь нет, как обычно представляют, каждого слова в отдельности. Акцептор действия формируется на каждую фразу с последовательным расположением слов, на целую смысловую систему. Последующее произнесение слов фразы с поэтапным
контролем исключает возможность ошибки в выражении целой мысли, сформированной в стадии «решения». Никакой другой возможности произнести длинную фразу без
смещения слов или даже, наоборот, с вариацией их расположения, но без потери смысла, нельзя представить себе, если не учитывать существования акцептора
действия.
Это становится особенно явным, когда слово, произносимое первым, имеет смысл, находящийся в прямой зависимости от слова, произносимого позднее».
Однако нередко мы «оговариваемся» – вероятно, потому, что не всегда даже речь проходит под контролем сознания. Многие речевые обороты превращаются в двигательные стереотипы, осуществляемые рефлекторно – с заранее «заготовленным» акцептором действия.
«Интроспективно вполне достоверно, что сознание не есть некий непрерывный субъективный поток или состояние, оно дискретно. Сознание то возникает, то исчезает». (С.Е. Ячин. Феноменология сознательной жизни. Владивосток, Дальнаука, 1992, стр. 37).
Много в нашей философской литературе написано о том, что сознание есть высшая степень отражения действительности. А также о том, что сознание идеально (в отличие от материального бытия). В первом случае мы имеем банальность. Во втором случае путают собственно феномен сознания с так называемым содержанием сознания как частью общественного сознания (см. об этом выше).
Так, например, М.С. Каган полагает, что «действенное отношение субъекта к объекту нуждается, с одной стороны, в обращении сознания вовне, к желанному результату действия, то есть в способности целеполагания, которое определяет, по словам К. Маркса, направленность и способ действий субъекта по отношению к объекту, а с другой – в обращении сознания вовнутрь, к самому действующему субъекту, то есть в его способности самосознания, самонаблюдения, самооценки, самоконтроля в процессе деятельности». (М.С. Каган. Мир общения. Проблема межсубъектных отношений. Москва, Политиздат, 1988, стр. 93).
Типичное заблуждение многих в том-то и состоит, что они не отличают собственно сознание от содержания сознания. Сознание всегда «направлено» вовнутрь. Это – «информация об информации» (как метко замечает Д.И. Дубровский в указанном выше «электронном» докладе). Другое дело – на какой фрагмент субъективной реальности в данный момент обращено сознание – на мысли о том, что вне меня, либо на мысли о том, каков я. Во втором случае содержание мышления о себе, озарённое в данный момент времени сознанием, и есть то, что принято называть самосознанием. Таким образом, самосознание относится как вид не к феномену сознания, а к содержанию сознания, как к своему роду.
«В нашей философской традиции регулирующей роли сознательного вообще не уделяется достаточного внимания, на передний план выдвигается то, что сознание есть субъективный образ объективного мира. Хотя именно здесь сознание совершенно ни при чём. Субъективный образ мира имеется у животного, и человек получает этот образ на психическом бессознательном уровне (до 90% сенсорной информации идёт «мимо сознания» непосредственно на бессознательный уровень). Тайна сознательного именно в способе регуляции наличных психических образов, в структуре обработки получаемой информации». (С.Е. Ячин. Феноменология сознательной жизни. Владивосток, Дальнаука, 1992, стр. 78).
Некогда бытовало ещё одно сверхоригинальное мнение (его сторонники, возможно, найдутся и в наши дни), согласно которому мышление – это форма активности сознания. Как это следует понимать? Во-первых, вероятно, имеется в виду, что сознание может быть активно, а может быть и неактивно (пассивно?). Во-вторых, здесь содержится намёк на то, что мышление – это только одна из форм активности сознания. Следовательно, активность сознания (что это такое само по себе?) может проявляться и в других каких-то формах. Во всяком случае, в настоящей работе данная «версия», вследствие её откровенной абсурдности, не рассматривается.
Подобно тому, как перебор возможных представлений, поступающих из памяти, необходим для опережающего узнавания на основании прошлого опыта в процессе формирования адекватного восприятия, так и поток переживаний обеспечивает постоянную готовность мозга к быстрому включению сознания с целью формирования адекватного ответа на возможный ситуационный вызов. Этот внутренний «поисковик» также осуществляет перебор теперь уже осмысленных ассоциаций, поступающих из памяти, обеспечивая опережающий ответ, также на основании прошлого опыта.
Зачастую мы ловим себя на том, что знаем о чём-то, но не можем вспомнить, как это называется – наш «поисковик» запаздывает. Но потом мы вспоминаем это... в самый неподходящий момент. Более того, сознательная воля задаёт программу внутреннего поиска нужного решения, в то время как остальные операции нашего мышления могут проходить бессознательно. Затем наступает озарение (известно, что Менделееву его периодическая таблица химических элементов приснилась во сне). И тогда говорят об интуиции.
Говоря об интеллекте как информационной деятельности, необходимо учесть громадную разность объёмов осознаваемой и неосознаваемой информации: в каждый данный момент времени моя субъективная реальность, «ясно и отчётливо» (как говорил Декарт) осознаваемая мной в данный момент, «весит» намного меньше всего объёма информации, приобретённой моей психикой. В этих условиях только био-физиологический механизм постоянно действующего опережающего отражения оказывается способным обеспечить бесперебойную работу сознания.
В этом и заключается моя гипотеза. Поскольку у человека – два уровня (контура) внутренних информационных потоков (психический и над-психический), то и обеспечивающих их механизмов опережающего отражения тоже два. По аналогии с поисковыми системами сети Интернет я также называю их «поисковиками».
На психическом уровне «поисковик» даёт нам перебор вариантов представлений до полного соответствия образу восприятия. На над-психическом уровне («на свету» – см. указанное «электронное» сочинение Д.И. Дубровского) «поисковик» даёт нам поток переживаний в зависимости от поставленной цели, «нахлынувших» чувств и эмоционального состояния (которое, в свою очередь, само является элементом системы опережающего отражения). Результат же работы этого «поисковика» «в темноте» является нам в виде интуиции или озарения.
Нейрофизиологическим коррелятом работы обоих «поисковиков» можно допустить кратко описанные Д.И. Дубровским в указанной работе циркуляционные мозговые структуры.
Можно предположить, что сознание, как информационный феномен, подлежит измерению по нескольким параметрам. К примеру, «поле умозрения» – характеризует способность конкретного индивидуума удерживать под контролем сознания одновременно несколько умственных операций; «острота умозрения» – способность вникать в мельчайшие нюансы умственного действия; «быстрота умозрения»; «длительность умозрения» и т.д.
Остаётся лишь заметить, что термин «информационный поток» применительно к человеческому мышлению следует понимать весьма условно. На самом деле речь идёт о динамических процессах (логика их описана в дальнейшем) в системах двойственных информационных сетей, которые (сети) выступают коррелятами объёмов и содержаний понятий.
Что касается термина «информационная деятельность», то, в отличие от обычного информационного обмена (свойственного также и животным), это – целеполагающая волевая деятельность, руководимая сознанием, по преобразованию собственной субъективной реальности в соответствии с результатами информационного обмена и мотивами общественной предметно-преобразующей деятельности (см. также об этом в цитируемом сочинении А.Н. Арлычева). Логика информационной деятельности как взаимодействия Я и не-Я описана в следующей главе.
По-видимому, сильное влияние на наш «поисковик» оказывает симпатическая и парасимпатическая нервная система, так как замечено, что переживаемые в нашей субъективной реальности ассоциации зависят не столько от действительной ситуации в объективной реальности, сколько от переживаемых нами в настоящий момент эмоций (от нашего настроения). Более того, наши возможные реакции на одну и ту же ситуацию зависят от многих внутренних условий, а не только от настроения (об этом – в дальнейшем). Таким образом, человек представляет собой синергетическую систему.
Зачастую сознание, включившееся не в нужный момент и не в нужном месте, оказывается помехой в наших действиях. Так, если мы приобрели прочный навык в каком-то сравнительно простом деле и делаем это автоматически, не задумываясь (например, научились сбегать с лестничного марша прыжками через три ступеньки), то некстати включившееся сознание приводит к интерференции этого автоматического навыка и другого навыка – навыка контролировать свои действия при помощи сознания (в нашем примере этот контроль оказывается более инерционным и всегда запаздывает, что заставляет нас снижать скорость сбегания по лестнице – а это делает практически невозможными прыжки через три ступеньки).
Вернёмся ещё раз к проблеме искусственного интеллекта. Интеллект – это ум, то есть способность совершать
Нынешний так называемый искусственный «интеллект» (в разнообразных технических воплощениях) не соответствует данному определению. Автоматические (главным образом, электронные) устройства работают по программам, изначально составленным человеком. Абсолютно все эти программы, независимо от их назначения и сложности, носят дедуктивный характер, то есть имплицитно содержат в себе все возможные ответы на предварительно спрогнозированные вызовы (плюс побочные эффекты). Таким образом, практически любой не спрогнозированный вызов не находит адекватного ответа устройства, поскольку машина не может сама себя программировать. Машина не умеет думать, поскольку не обладает логикой человеческого мышления. Машина не способна на произвольное действие посредством целеполагания. Необходимым условием для этого служит способность к познанию, сопровождающемуся рефлексией. Машина же не способна познавать – она лишь сравнивает поступающую информацию с программно заложенной в неё искусственной «рефлексией-на-возможный-вызов».
Человек же сам формирует в своей голове дедуктивную логическую систему (программу действий) уже в процессе восприятия (синтеза информации). Главный вопрос: как это происходит?
