Рождение абстракции
(продолжение)
Теперь мышление достигло той стадии, когда начинается «восхождение» от абстрактного к конкретному (только теперь появляется подлинная возможность для произвольного действия – действие ведь не может быть абстрактным). То есть это также отнюдь не универсальный метод, пригодный где угодно и когда угодно, а момент развития познающего мышления.
Иное понимание «восхождения» приводит к путанице. Вот наглядный пример:
«Примером познания, осуществляющегося путём восхождения от абстрактного к конкретному, является механическая теория теплоты, созданная во второй половине XIX в. В предшествующий период внимание учёных было обращено на изучение отдельных свойств теплоты, отдельных связанных с ней явлений». (А.П. Шептулин. Диалектический метод познания. Москва, Политиздат, 1983, стр. 235).
Путь восхождения от абстрактного к конкретному начинается по Шептулину... с изучения конкретных свойств и явлений – странно, не правда ли? Ниже Шептулин подводит итог:
«Но объединить все эти знания в единое целое, вывести их из единого принципа удалось только на основе механической теории теплоты. Согласно этой теории, теплота представляет собой хаотическое поступательное, вращательное или колебательное движение мельчайших частиц: молекул, атомов, ионов, электронов и т.д., постоянно обменивающихся между собой энергиями. В результате стало возможно объяснить все связанные с нею явления, в частности, теплопроводность, тепловое излучение, переход из одного агрегатного состояния в другое, разные для разных веществ точки плавления и кипения и т.д.» (Там же, стр. 236).
С этим нельзя не согласиться. Одно непонятно: как появились обобщающая механическая теория и само абстрактное научное понятие теплоты? Ответа нет.
Рассматривая проблему абстрактного и конкретного в мышлении, обычно ссылались на Маркса, который утверждал, что метод восхождения от абстрактного к конкретному «есть, очевидно, правильный в научном отношении». (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Том 12. Москва, Политиздат, 1958, стр. 727). Однако Маркс прекрасно понимал, что для того, чтобы служить логическим началом научной теории, абстрактное само должно каким-то образом «проникнуть» в голову учёного. Если же абстрактное становится в процессе научного мышления, значит, мышление начинается не с абстрактного.
К. Маркс писал о двух последовательно проходимых «путях» познания:
«На первом пути полное представление испаряется до степени абстрактного определения, на втором пути абстрактные определения ведут к воспроизведению конкретного представления мышления».(Там же, стр. 727).
Поэтому изложение готовой теории её автор начинает с абстрактных положений. Но читателю при этом совершенно неведомо, каким образом автор пришёл к открытию этих абстрактных положений. Этот процесс большей частью скрыт и от самого автора, так как он протекает подсознательно, а его результат «является» как интуитивное озарение.
Формула «от абстрактного к конкретному» впервые была провозглашена Гегелем. Однако у Гегеля термины «абстрактное» и «конкретное» имели несколько иное (смещённое) значение, нежели то, какое принято в современной интерпретации. В своей «Науке логики» Гегель отталкивался от истории развития философских систем, начиная с первых, наивных натурфилософских обобщений. Именно эти чрезмерно широкие односторонние обобщения, основанные на чрезвычайно низком уровне знаний, он называет беднейшими абстракциями. И это несмотря на то, что этот «абстрактный» уровень философствования и вообще мыследеятельности он относит к рассудочному, приводя при этом примеры конкретных рассудочных определений, без которых нельзя обойтись на любом этапе движения мысли. На самом деле первые наивные обобщения следует отнести не к абстракциям, а к первым дедуктивным моделям мироздания (см. начало настоящей главы).
Итак, мы видим, что так называемое логическое «снимает» в мышлении историческое. То есть изначальное историческое развитие знания идёт всегда от конкретного к абстрактному. Это приводит, в конечном счёте, к становлению (на каждом этапе процесса познания) непротиворечивой традиционно -логической системы, в основании которой рано или поздно кладётся нечто абстрактное, позволяющее теоретически (логически) выводить ранее обнаруженные конкретные феномены.
Теперь те же конкретные феномены в свете выстроенной теории видятся совсем по-другому. Общим местом является утверждение: чтобы видеть, надо знать. Теперь сама теория становится методом обнаружения новых феноменов. Причём метод познания не может появиться раньше теории как результата определенного этапа познания – Спиноза в своём оригинальном мысленном эксперименте блестяще доказал это. Хотя любой мысленный эксперимент (Спинозы, Галилея, Эйнштейна и др.), будучи разновидностью дедуктивной аргументации, – не есть метод познания (мышления), а всего лишь способ доходчивого объяснения полученных выводов.
***
Второе оборачивание метода, без которого не может быть абстрагирования, затрагивает важнейшую проблему применимости закона обратного отношения объёма и содержания понятия в диалектической логике (то есть в экзистенциальной логике мышления, которая фактически и оказывается диалектической). В своё (дискуссионное) время эта проблема оказалась сильно запутанной в философской литературе. Почему-то большинство авторов считает, что действие указанного закона в диалектической логике противоположно действию этого же закона в традиционной логике.
Прежде всего, следует заметить, что говорить о диалектической логике начали после выхода в свет гегелевской «Науки логики». Гегель действительно описал реальный процесс мышления, в частности, процесс рождения абстракции как погружение к основанию через противоречие. Но этот процесс был им изначально онтологизирован и потому не стал собственно логикой, то есть наукой о формах мышления. И пока не были найдены (открыты) правила формального вывода, соединяющего формы эмпирического и рационального познания в одну экзистенциально-логическую цепочку, все разговоры о диалектике именно как о логике оставались бездоказательными. Зато гегелевская методология весьма пригодилась в создании формального аппарата (пока на уровне терминов традиционной логики), описывающего реальный процесс мышления. Но впервые эти формулы увидели свет только в 2001 году (см. В.А. Эльканович. Развитие знания посредством диалектических умозаключений. Издательство Хабаровского краевого краеведческого музея, 2001). Традиционная логика рассматривает отношение объёмов и содержаний понятий, уже установленных предшествующим логическим движением познающего мышления. Каким же образом могли быть установлены те или иные количественные отношения, если бы историческое становление понятий шло путём, прямо противоположным тому, что оказывается в итоге? Каким образом, к примеру, оказалось возможным получить широкий объём общего понятия с бедным содержанием, если бы уменьшение содержания сопровождалось и уменьшением его объёма? Достаточно логически корректно поставить вопрос, чтобы абсурдность такой точки зрения стала очевидной.
Однако в данном принципиальном вопросе не следует, по-видимому, ограничиваться одними теоретическими построениями. Проанализируем пример, который приводит Д.П. Горский:
«Рассматривая процесс обобщения понятий скорости, изменения скорости и силы так, как он происходил исторически, мы отмечали, что процесс этот в
корне отличен от процесса обобщения в формальной логике (имеются в виду обобщения, связанные с переходом от видовых понятий к родовым. При этом операции
производятся с готовыми сформировавшимися понятиями). В самом деле, добавление нового признака к содержанию понятия о скорости, сформулированного
первоначально в отношении случая движения по прямой, а именно признака «иметь направление», привело не к сужению объёма понятия «скорость» (как это
должно было быть в соответствии с законами формальной логики), а к расширению объёма этого понятия. Понятие о скорости в этом случае стало
характеризоваться не только величиной пути, проходимого в единицу времени, но и направлением. Поскольку одна и та же по величине скорость может иметь
самые различные направления, то и объём понятия скорости, характеризуемой со стороны её величины и направления в самом общем виде, очевидно расширится.
Так это происходит исторически.
Необходимо отметить, что в тех случаях, когда эти понятия уже сложились в науке и мы имеем возможность рассматривать их как готовые, сформировавшиеся,
выявление их объёмных отношений может производиться по законам формальной логики. И действительно, если нам уже известно, что движение по прямой может
быть рассмотрено как предельный случай движения по кривой и что при этом скорость, изменения скорости и сила также имеют направление, но только такое,
которое совпадает с линией движения тела, то, отвлекаясь от признака «иметь направление», мы обобщаем понятия скорости, изменения скорости и силы.
Исключение из содержания понятия «скорость» её направления, совпадающего с линией движения, означает обобщение этого понятия, поскольку теперь уже
мыслится скорость, которая может иметь любые направления (в процессе данного обобщения постоянное – «скорость, имеющая направление, совпадающее с линией
движения», заменяется постоянным – скоростью, которая может иметь любые направления).
Итак, при историческом подходе включение нового признака приводило к расширению понятия. При оперировании с теми же, но уже готовыми, вырванными из
контекста генетических связей понятиями исключение определённого признака приводит к тому же результату, т.е. опять-таки к расширению понятия (законы
формальной логики опять восстановлены)».
Понятием «скорость» пользовались издавна, понимая её как отношение пройденного пути к затраченному времени. Это отношение рассматривалось независимо от траектории пути, которая могла быть как прямолинейной, так и криволинейной (например, скорость вращательного движения). Когда же развитие науки привело к расширению содержания понятия «скорость» путём причисления последней к векторным величинам, то это привело отнюдь не к расширению объёма понятия, а, наоборот, к сужению его объёма. Векторная величина есть величина, имеющая не только численное значение, но и направление в пространстве. Направление же не может быть криволинейным – оно всегда только прямолинейное. Кривая линия – это линия с постоянно изменяющимся вектором направления. Поэтому скорость теперь стала рассматриваться только как прямолинейная скорость.
Возникает вопрос: куда же в таком случае подевалась скорость криволинейного движения? Но ведь у криволинейного движения нет постоянной скорости. Уже сам факт, что тело движется криволинейно, говорит о постоянном изменении вектора скорости (пусть даже с постоянным численным значением). Вектор скорости при криволинейном движении рассматривается отдельно в каждой интересующей нас точке траектории, и направлен он всегда по касательной к траектории в данной точке, то есть опять-таки по прямой.
До сих пор мы говорили о научном понятии «мгновенная скорость». Кроме этого осталось понятие «средняя скорость», применяемое не только в науке, но больше в обыденном мышлении, а также и для технических нужд. Ещё появились научные понятия «круговая скорость», «групповая скорость», «фазовая скорость» и др. Это сопровождалось возвышением понятия «скорость как таковая» на более высокий уровень абстрагирования. О последнем можно сказать словами Энгельса, которыми он охарактеризовал понятие «материя как таковая» – это чистое создание мысли и абстракция. То есть у понятия «скорость как таковая» необычайно широкий объём (учитывая возникновение многих видов этого рода), но предельно бедное содержание (практически никаких конкретных содержательных признаков). Все новые признаки обогатили содержания новых конкретных научных понятий различных видов скорости, вследствие чего их объёмы уменьшились – каждый из перечисленных выше видов абстрактного понятия «скорость как таковая» занимает только свою научную нишу.
Те же самые рассуждения можно отнести и насчёт понятия «сила». Что же касается понятия «ускорение» (Горский называет это: «изменения скорости»), то здесь произошла обратная метаморфоза: содержание понятия уменьшилось, а его объём увеличился. Ускорением теперь называется всякое изменение вектора скорости – ничего другого в содержание этого понятия не вкладывается. Однако изменения вектора скорости могут быть самыми разнообразными: это всевозможные сочетания изменений численного значения скорости и его направления, что и обусловливает возрастание объёма понятия «ускорение».
Логические операции с исторически устоявшимися неправильными названиями обобщения и ограничения понятий в традиционной логике на самом деле суть переходы к совсем другим понятиям, хотя и состоящим с исходными в отношениях род-вид. Так, если угодно продемонстрировать закон обратного отношения между объёмом и содержанием понятия на примере понятий «скорость», «сила» и «ускорение», то их общим родом будет понятие «векторная величина». Здесь признак «иметь направление» является отличительным для содержания всего рода, а значит, и для каждого из его видов. Либо, соотнеся между собой научные понятия «мгновенная скорость», «средняя скорость», «круговая скорость» и т.п., мы обобщим их понятием «скорость как таковая».
«Фокус» необратимости (историчности) диалектического обращения именно в том и заключается, что, однажды приобретя новый признак в своём содержании, научное понятие уже никогда не может с ним расстаться (либо, наоборот, однажды потеряв какой-либо признак, понятие уже никогда не сможет его вернуть). Ибо время науки (и вообще человечества и отдельно взятого человека) не повернуть вспять. И отныне этим понятием будет охвачено то и только то множество абстрактных предметов, содержание каждого из которых включает сразу все прежние и вновь приобретённые признаки (либо, наоборот, все прежние признаки, за исключением вновь утраченных). Произвольное же «экспериментирование» с изъятием из содержания современного научного понятия «скорость» признака «иметь направление» есть не что иное, как возврат к средневековым «научным» представлениям. Современное научное понятие «скорость» без признака «иметь направление» – нелепость, пустое словоблудие.
